|
|
|
|
|
ПОЭЗИЯ "ПЯТИ МОНАСТЫРЕЙ"
|
|
|
|
|
|
Предисловие, перевод, комментарии
А. М. Кабанова
|
|
|
|
|
|
ТЮГАН ЭНГЭЦУ (1300—1375)
|
|
|
|
|
|
Тюган был одним из наиболее ярких и оригинальных поэтов
годзан бунгаку. Он родился в Камакура в семье самурая низкого ранга.
В восьмилетнем возрасте его отдали на воспитание в дзэнский монастырь,
где он стал учеником китайского наставника Дун-мина Хуй-жи, к которому
сохранял теплые чувства до конца своих дней. В 1324 г. Тюган отправился
в Китай, где провел восемь лет. За это время он прекрасно овладел
китайским языком, причем не только письменным, но и разговорным.
Жизнь Тюгана складывалась неудачно: основная причина заключалась
в том, что его собратья по школе обвиняли его в отступлении от идеалов
их наставника Дун-мина ради другого направления, поскольку в Китае
Тюган следовал традиции Хун-чжи (принадлежавшего к другой школе
— сото). Тюган был недоволен наблюдавшимся в монастырях годзан "обмирщением",
забвением аскетических заветов первых наставников дзэн. Он стремился
к поискам истины не только у дзэнских наставников самых разных направлений,
но и обращался к небуддийским, конфуцианским сочинениям, пытаясь
совместить их с дзэн. Поэтические сочинения Тюгана представлены
в сборнике "Токай итиосю" ("Пузырек воздуха в Восточном море").
В его поэтических произведениях, как ни у кого другого из его современников,
заметен ярко выраженный индивидуализм. Он сумел передать в поэтических
строках свои личные горести и переживания, печальные думы, а не
только воспроизводить заимствованные из китайской классической традиции
образы и мотивы. |
|
|
|
|
|
Послание Хакусэки Кайдзюну
|
|
|
|
|
|
Вот я уже из Китая прибыл,
А ты еще только туда собрался.
Повстречались к западу от Кёки,
Вместе слушали шум тысячи сосен.
И мне казалось — это огромный кит
Борется с волнами бурного моря.
Долго гостил я в чужом краю,
Истосковалось по братьям сердце.
И вот наконец — приятная встреча:
Я видел: тебе она радостна тоже.
Помнишь, как в келье вели беседу,
Чистый ветер трепал листы фолиантов...
Осторожно спросил о родимых местах,
А ты лишь на горы махнул рукою.
Наверно, друзья обо мне забыли,
И все ныне вокруг иное, чем прежде.
Одна лишь радость — учителя встретить,
Который средь туч свою "жизнь питает".
До этого с кем бы судьба не сводила,
Слышал о доме лишь грустные речи,
Но вот теперь повстречался с тобою,
И сразу исчез зуд долголетний.
Но уже вечереет — пора на корабль:
Тоскливо на сердце в минуту прощанья.
А, впрочем, прощанье всегда грустно,
Но в странствиях тоже есть своя прелесть.
(19, с. 427, 303—05)
|
|
|
|
|
|
Прим. Это стихотворение было написано в 1332
г., когда по пути из Китая Тюган прибыл в порт Хаката на острове
Кюсю, где повстречал Хакусэки Кайдзюна, который, как и он сам, тоже
был учеником Дун-мина Хуй-жи. Стихотворение написано в "старом стиле"
(гу ши), образцы которого редко встречаются у поэтов годзан бунгаку.
Выражение "среди туч свою жизнь питает" является отражением даосских
увлечений Тюгана. Он имеет в виду своего учителя Дун-мина, проживавшего
в обители "Белого Облака" (Хакуундо). Считалось, что даосский метод
"питания жизни" (кит. ян шэн) позволял достичь долголетия и бессмертия.
|
|
|
|
|
|
Вспоминаю
о былых днях в Цзиньлине
|
|
|
|
|
|
Лучшие люди уходят, а земля еще не истерлась.
Исчезли бесследно "шесть династий",
но остались
горы и реки.
Среди развалин древних дворцов
обитают
торговцы и рыбаки.
Доносятся звуки из яшмовой рощи,
но это
— дровосеки и пастухи.
Тучами заполнилось ущелье, грозят излиться дождем.
Ветер над Цзяном притих,
но высоко
вздымаются волны.
Те красотки былых времен — где же они теперь?
Много дум, много грусти у гостя в этих краях.
(27, с. 88—89)
|
|
|
|
|
|
Прим. В Китае в V—VI вв. в период "Шести династий"
("Лю чао") Цзиньлин был процветающей столицей и тогда именовался
Цзянье. В данном случае под Цзиньлином Тюган имеет в виду увиденную
им после долгого отсутствия столицу Японии Камакура, разрушенную
и разграбленную в ходе междоусобных войн. |
|
|
|
|
|
Экспромт "грущу о прошлом"
|
|
|
|
|
|
Уже год прошел, как погибла Камакура.
Куда подевались ее красоты и храмы?
Торговкам неведома грусть монаха:
Продают хворост и зелень на дворцовых аллеях.
(27, с. 90)
|
|
|
|
|
|
Прим. В стихотворении воспевается идеал "великого
отшельничества" среди городской суеты, которое в дзэнской традиции
ценилось выше, чем "малое отшельничество" — на горных кручах. |
|
|
|
|
|
На склоне лет
|
|
|
|
|
|
Здесь на склоне лет, под холодным небом,
Когда дует свежий ветер и в небе светит луна,
Постоянно слагаю стихи в состоянии вдохновенья.
Одиноко сижу, вздыхая над неясностью форм.
Но как же мне разобраться в мирских делах?
В жизни всякого человека имеется свой предел.
Если бы мне сейчас удалось развеять тоску,
Не стал бы думать о времени,
когда
меня больше не будет.
(19, с. 429, 318)
|
|
|
|
|
|
Воспроизводится по изданию: Петербургское востоковедение.
Вып. 6. СПб., 1996.
© Центр «Петербургское Востоковедение», 1996
© А. М. Кабанов, предисловие, перевод, комментарии, 1996
|
|
|
|