| |
Все японские города похожи друг на друга. Не ищите здесь
особых архитектурных красот — при сумасшедших ценах на землю позволить
себе эту роскошь могут лишь очень богатые. Ну а традиционный японский
садик, о прелестях которого наслышан всякий, мечта почти несбыточная
для современного горожанина. Дома, домики и домишки индивидуального
пользования стоят плотной стеной, ширина улиц не больше привычной
подъездной дороги к многоэтажке — метра три-четыре, а уж такая
роскошь, как тротуар, вообще неведома за редким исключением.
Но тем не менее каждый японец одержим мечтой о своей земле — только
она имеет цену. Ведь в любую секунду все может превратиться в
груду обломков, как это не раз случалось в прошлом. Никто не застрахован
от беды и в будущем. Несмотря на все чудеса японской техники,
не придумана еще защита от главного бедствия страны — землетрясения.
Поэтому здесь мало что осталось из былого. К тому же и строили
все из дерева — даже дворцы и храмы, не раз воссоздававшиеся заново
после бесчисленных пожаров. Опустошения были настолько частыми,
особенно в кварталах бедноты, что загадывать о будущем было вообще
делом неблагодарным. Так что любимой присказкой коренных жителей
столицы стали слова: "Настоящий токиец денежки на завтра
не бережет".
Поэтому японцы больше ценят прелесть пейзажа или особую мистическую
притягательность местности, нежели достоинства самой постройки.
Талант архитектора определяется умением не нарушить природную
гармонию, а отнюдь не стремлением утвердить свое "я"
созданием грандиозного сооружения. Адмирал Путятин, попавший в
Японию в конце XIX в., был разочарован: храмы японские, писал
он, похожи на большие избы. Поэтому тщетны попытки иностранцев,
увидевших на карте в самом центре Токио надпись "Императорский
дворец", обнаружить нечто подобное Зимнему или Версалю. Все,
что открывается их взору, это море зелени, окруженное заполненными
водой рвами.
Красота Японии — это прежде всего ее природа. И, конечно, сами
люди, населяющие её. Поэтому, если вам не удастся вырваться из
Токио, а обязательная программа по осмотру Гиндзы, небоскребов
в районе Синдзюку и храма Асакуса будет выполнена, я советую вам
пойти на ближайшую торговую улицу.
Торговая улица — центр жизни местной общины. Это как рыночная
площадь в традиционном европейском поселении. Только на площадь
места в Японии не хватает, вот и теснятся вдоль улицы лавки, предлагающие
всякую всячину. Здесь все знают друг друга, прожив бок о бок не
один десяток лет. С утра здесь царство домохозяек. Облаченные
в фартуки дамы начинают свой день с изучения рынка — что и в какой
лавке сегодня дешевле. Умение купить с наибольшей выгодой для
себя — одно из главных достоинств чтимых матрон. К полудню, загрузив
детьми и покупками свои велосипеды, они разъезжаются восвояси.
Временное затишье. Часов с четырех новое оживление — начинается
заготовка продуктов для вечерней трапезы главы семьи. Темнеет.
Вот и он сам, выжатый как лимон, направляет свои стопы к дому.
Но в этот поздний час на той же торговой улице уже соблазнительно
горят огни питейных заведений. Ну как не пропустить рюмочку-другую
с коллегой или соседом. Японский кабачок "идзакая" —
клуб усталых мужчин. Несколько глотков сакэ, немудреная закуска
— и вроде как легчает, разговор становится все более оживленным,
но завтра снова на работу к восьми, спасибо, было вкусно...
А если вам повезет, то та же улица предстанет вам вечером в ожерелье
разноцветных фонариков. Старейшины, облаченные в униформные кимоно,
заседают в одной из лавок на всеобщем обозрении. Тут же нагромождение
каких-то коробок, банки пива летом, двухлитровые бутыли рисового
вина зимой. Явно что-то затевается... Постепенно на улицу стекается
окрестный народ. Утренние домохозяйки и детишки в ярких традиционных
нарядах. Настроение праздничное. Все чего-то ждут.
И вот доносятся бухающие удары и истошные вопли "Вассё-й,
вассё-й!!!" Первым вкатывается на улицу прикрепленный к тележке
бочкообразный барабан. Крепыш с повязкой на голове истово лупит
в его бока. За ним раскачивается одетая в одинаковые короткие
куртки толпа, несущая на плечах некое подобие паланкина. Движения
ее причудливы — чуть вперед, чуть назад, влево — вправо. Паланкин
как корабль в бушующем море. "Вассё-й, вассё-й!!!" Какой
седок выдерживает эту бешеную скачку?! Глаза блестят, пот градом,
за час преодолевается расстояние метров сто. Многие зрители уже
влились в ряды этих странных носильщиков. Сотни голосов подхватывают
неистово "Вассё-й, вассё-й!!!"
Если вас не затянуло еще в этот людской водоворот, попытайтесь
спросить стоящих рядом, что все это значит. Вас поймут, даже если
вы ни слова не знаете по-японски. "Мацури! — прокричат вам
в ответ, прорываясь сквозь шум и гам. — Ками!" Может быть,
найдется и знаток иностранных наречий, который сумеет втолковать
вам, что это местное божество ками навещает своих прихожан. По
этому поводу и празднество мацури. Сила и энергия божества передается
несущим его временную обитель — паланкин о-микоси. Совладать с
ней невозможно, она рвется наружу, заставляя толпу выписывать
кренделя.
Но наконец цель достигнута, носилки благополучно устанавливаются
на специальных подпорках в заранее приготовленном месте. Теперь
божество ками будет ублажаться едой и выпивкой, песнями и плясками,
а потом его уже с меньшей помпой препроводят обратно в храм, сооружение
зачастую довольно невзрачное, затерянное среди небольшой рощицы.
Празднество завершено, и до следующего года только редкий проситель
нарушит покой святилища. Звон монетки, брошенной в ящик для подношений,
двойной хлопок руками, склоненная в поклоне голова, чуть дрогнувшие
в молитве губы, еще хлопок, скрип гравия под ногами, затихшие
вдали шаги... Услышана ли просьба? Кто знает, но люди верят, что
уж на этот раз точно все будет хорошо.
* * *
Что же за религию исповедуют эти люди? Религия эта не имела изначально
самоназвания, как, впрочем, не было его и у дохристианской веры
наших предков. Корни ее уходят в глубь веков, но лишь в императорской
хронике "Нихон сёки", или "Нихонги" ("Анналы
Японии"), составление которой было завершено в 720 г., она
получает имя. Под 586 г., на который приходится правление императора
Ёмэй, записано: "Император верил в учение Будды и почитал
путь богов". "Путь богов" — это перевод слова "синто",
которое с тех пор и стало названием этой исконно японской религии.
Состоит оно из двух иероглифов , первый из которых значит "божество",
а второй — "путь". Выбор слова "путь" не случаен
— в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий,
чтящих своих основателей и потому называемых по-японски "учение",
синто никем и никогда не было создано. Это естественный, природный
"путь", существующий с незапамятных времен, и им должен
следовать всякий рожденный в этой стране.
Типы религий: религии
доосевой и послеосевой эпохи, индивидуальные и общинные
С одной стороны, объяснить, что такое синто, не
столь трудно. Явление это специфическое, но не уникальное. В мире
существует множество религий, подобных синто. Часто их называют
"примитивными" религиями, так как сохраняются они в
основном у первобытных племен, обитающих в дальних, не затронутых
цивилизацией, уголках Азии и Африки. Туда еще не добрались мировые
религии — буддизм, христианство или ислам, оснащенные хорошо разработанным
учением, изощренным ритуалом и набором моральных заповедей. Однако
я бы предпочел называть такие религии либо по времени их создания,
либо по их субъекту, то есть в зависимости от того, кто является
их носителем.
В первом случае такие религии можно было бы называть доосевыми.
Дело в том, что немецкий философ Карл Ясперс в начале нашего века
ввел понятие осевого времени. Это был особый период в истории
человечества, длившийся около 600 лет, примерно с 800 по 200 г.
до н. э. Что же происходило в то время?
Внешним признаком этой совершенно удивительной эпохи было появление
в разных культурах людей, определивших духовную жизнь человечества
на многие столетия вперед. В Китае появляются основатели конфуцианства
— Конфуций и даосизма — Лао-цзы
и закладываются основы всех главных философских учений. В Индии
создаются священные писания индуизма Упанишады и проповедует Будда.
В Иране Заратустра учит об
извечной битве добра со злом, а в Израиле это время великих пророков
— Илии, Иеремии, Исайи. В Греции творят великие сказители и философы
— Гомер, Парменид, Гераклит, Платон.
В эту осевую эпоху создаются все будущие мировые религии и закладываются
основы философского осмысления бытия, которыми мы пользуемся и
по сей день. На смену мифологическому восприятию мира приходит
попытка его более систематического осмысления. Но самое главное
— из общей массы впервые выделяется личность, вполне сознающая
свою уникальность и отдельность от всех других. Именно к индивидууму
и обращена проповедь новых религиозных учений, которые поэтому
и можно назвать индивидуальными религиями.
Ранее же, в эпоху, которую Карл Ясперс называет мифологической,
личность еще не выделяется из массы, не осознает своей отдельности
и потому не задумывается о своей судьбе как отличной от судьбы
общины, к которой человек принадлежит не по собственному сознательному
выбору, а просто по факту рождения. Потому и религия не является
проблемой личного выбора, личной веры, а воспринимается как неотъемлемая
часть традиции. Такие религии обращены к определенному сообществу
людей, их носителем являются не отдельные личности, а вся община
в целом, поэтому их можно назвать общинными религиями. Именно
к такому типу религий и относится синто. И в этом смысле синто
не уникально.
Удивительно другое: как такой тип религии, ныне встречающийся
в основном среди примитивных племен, обитающих в отдаленных уголках
Земли, сумел сохраниться в Японии, обществе, отождествляемом многими
с самыми передовыми достижениями цивилизации. Именно в этом заключена
действительная особенность синто, внимание к которому со стороны
исследователей не иссякает. Ведь во всех так называемых "развитых"
обществах мировоззрение, воплощаемое в "примитивных"
религиях типа синто, практически исчезло. В чем же причина уникальной
живучести синто? Ответ на этот вопрос надо искать скорее не в
особенностях синто, а в особенностях японского общества и его
исторического пути. Здесь ключ к загадке. Этого мы коснемся позже,
а сейчас обратимся к особенностям мировоззрения, которые характерны
для всех религий общинного типа.
Особенности религий
общинного типа
Итак, первую особенность таких религий мы уже установили
— их субъектом, носителем является не отдельная личность, а община
в целом. Человек в таких обществах еще не осознает себя отдельной
личностью, он не играет еще отдельной, отведенной только ему роли,
не носит отличающей его маски-персоны, подобно актерам греко-римского
театра.
Кроме того, одной из главных черт общинного религиозного сознания
является отсутствие четкой границы между человеческим и природным.
Человек еще не выделяет себя из окружающего мира, ощущает себя
его неотъемлемой частью. Восприятие себя как отдельной от природы
сущности, столь характерное для западных обществ, происходит гораздо
позднее и связано в основном с влиянием христианства. Во многих
же азиатских обществах эта связь и поныне окончательно не разорвана,
что отчасти и определяет особенности "загадочной" восточной
души. Французский философ Люсьен Леви-Брюль называет подобное
ощущение "мистическим соучастием".
Для человека такой культуры вся природа в той или иной степени
одушевлена (представление об одушевленности окружающего мира принято
называть анимизмом). Все явления и вещи воспринимаются как живые
сущности, порой благоволящие к человеку, но нередко представляющие
и страшную опасность. Естественно, что наиболее прекрасное и удивительное
или, наоборот, ужасное и отталкивающее кажется в большей степени
одушевленным и потому заслуживающим или требующим особого почитания.
Но даже самый невзрачный на вид камень — "живой". Существует
лишь большая или меньшая степень одушевленности. Поэтому любые,
воспринимаемые современными людьми как весьма прозаичные, действия,
будь то возделывание полей или строительство нового жилья, являются
своего рода ритуалом, связанным с общением с духами вовлеченных
в деятельность человека предметов: дух срубленного дерева должен
ублажаться, иначе беды не миновать.
В таких культурах даже сама религия не воспринимается как отдельная,
отличимая от других сфера деятельности. Все пронизано религией,
религия настолько переплетена с повседневной жизнью, что отличить
божественное (сакральное) от мирского (профанного) почти невозможно.
Существует лишь большая или меньшая степень сакрального.
Дух человеческий не воспринимается как нечто принципиально отличное
от духов, сокрытых в природе. Более того, зачастую природный дух,
особо почитаемый общиной, воспринимается и как всеобщий прародитель
племени. Ну а если племена объединяются и образуют новую общность
под эгидой самого сильного рода, то мифический прародитель (тотем)
одержавшего верх племени становится главным божеством. Так, по-видимому,
произошло и в Японии, когда почитаемая кланом Сумераги богиня
солнца Аматэрасу стала считаться главным божеством в синтоистском
пантеоне после того, как этот клан стал императорским родом.
Судя по всему, эти природные духи, которые в синто и называются
ками, были первоначально безликими и безымянными. Лишь с течением
времени наиболее важные из них обретают более конкретные очертания
и получают собственные имена, тогда как большинство так и остаются
безвестными или получают особое совокупное название, как, например,
водяные или лешие в славянском язычестве.
Выделенные же из основной массы наиболее почитаемые духи (обычно
это духи, воспринимавшиеся как наиболее благие или, наоборот,
опасные для человеческой деятельности, — духи солнца, земли, моря,
ветра, грома и т. д.) постепенно обретают более конкретный облик
и характер, становясь божествами. В некоторых культурах они все
более очеловечиваются (становятся антропоморфными, как, например,
хорошо известные нам греко-римские боги). В других же культурах
их восприятие более абстрактно, как, например, в Японии. Так,
японские божества ками действуют в мифологических описаниях подобно
людям, но не имеют конкретного, освященного традицией визуального
образа. Поэтому в японских синтоистских святилищах вы не найдете
изображений божеств, хотя в принципе рисовать их вовсе не запрещено,
как в исламе.
Одновременно выделившиеся из общей массы божества становятся более
универсальными. И это тоже повсеместное явление. Например, богиня
тростника Нидаба, которой поклонялись в Месопотамии, первоначально
не воспринималась отдельно от своего конкретного, осязаемого воплощения
— тростниковых зарослей. Впоследствии она стала считаться покровительницей
всего, что так или иначе связано с использованием тростника, будь
то строительство хижин или письменность, для которой использовались
заостренные тростниковые палочки. То же самое можно сказать и
про многие синтоистские божества.
В некоторых религиях представления о божествах по мере развития
человеческого мышления принимают все более абстрактный характер,
как это произошло в греко-римской религии, где связь таких известных
персонажей, как Зевс или Афродита, с конкретными предметами или
явлениями, духами которых они первоначально считались, постепенно
сходила на нет. В других же культурах, например славянской или
японской, такая степень абстракции никогда не была достигнута.
Например, верховное божество японского пантеона богиня Аматэрасу
по-прежнему воспринимается именно как богиня Солнца. В этом смысле
синто по восприятию своих божеств очень похоже на славянское язычество.
Ни в славянском язычестве, ни в синто мы не найдем таких полностью
абстрактных божеств, как, например, римская Фемида, богиня справедливости.
И в этом тоже характерная особенность, но отнюдь не уникальность
синто.
Как вы, должно быть, уже успели заметить, характерной чертой общинных
религий является их многобожие (политеизм). Самые распространенные
индивидуальные мировые религии христианство и ислам исповедуют
единого бога (монотеизм), но нам известны и многобожные индивидуальные
религии. Например, уже упоминавшаяся религия огнепоклонников —
зороастризм, хотя по степени универсальности она значительно уступает
первым двум.
Три главных "К":
кредо, кодекс, культ
Вот что действительно отличает общинные религии
от индивидуальных, так это отсутствие четко сформулированных и
различаемых составляющих индивидуальных религий.
Это прежде всего кредо, т. е. четко сформулированное учение, культ,
или обрядность, и моральный кодекс, состоящий из набора заповедей,
призванных регулировать повседневную жизнь. Эти три "К"
мы находим в любой индивидуальной религии, но в общинных религиях
все как бы размыто — зародыши этих трех "К" существуют,
но не формулируются четко и не выделяются.
Кредо (учение)
Место священных писаний в общинных религиях занимают
мифы, долгое время передававшиеся из уст в уста. В некоторых культурах
они были впоследствии записаны, а в некоторых и поныне сохраняются
исключительно в устной традиции.
В отличие от священных писаний индивидуальных религий, мифы не
являются последовательным изложением учения. Они состоят как бы
из отдельных фрагментов, связать которые в единое целое порой
невозможно. Кроме того, существует и множество вариаций, передаваемых
из поколения в поколение.
Можно сказать, что мифы — это попытка осознания мира и места человека
в мире разумом, не обремененным поиском излишней логичности и
последовательности. Здесь правят бал скорее чувства, нежели идеи,
и наиболее подходящий для их воплощения язык — это язык образов,
а не концепций. Эмоциональная окраска мифа чаще всего настолько
ярка, а образы столь захватывающи, что и современный читатель
получает удовольствие от чтения этих "сказок" для взрослых,
а некоторые даже находят в этом непосредственном чувственном восприятии
мира преимущества перед сухой систематичностью и наукообразностью.
Кодекс (моральные заповеди)
Второе "К" — моральный кодекс, или заповеди,
— также не развито в общинных религиях. В целом представление
о "должном" и "запретном" существует. Занимающиеся
изучением религий такого типа чаще всего пользуются для обозначения
этих понятий полинезийскими терминами мана ("должное,
хорошее") и табу ("запрещенное, плохое").
Но "хорошее" и "плохое" понимаются скорее
не применительно к отношениям человека с человеком, а как угодное
богам или неугодное богам. Довольно часто в таких религиях понятия
"должного" и "недолжного" конкретизируются
как "чистое" и "нечистое". Причем разделение
между моральной и физической чистотой практически отсутствует.
В полной мере это характерно и для синто: исполнение супружеских
обязанностей или приключение на стороне одинаково "загрязняют"
и препятствуют участию в определенных ритуалах.
Можно сказать, что в общинных религиях не существует понятий абсолютного
добра и зла, которые могли бы служить критерием для универсального
морального суждения. Суждение выносится на основе традиционных,
в полной мере не осознаваемых критериев. Поэтому вне контекста
традиционного общества такие религии оказываются зачастую бессильными
и вынуждены заимствовать моральные нормы, выработанные в иных,
более универсальных системах. Например, в современной Японии конкретные
моральные нормы представляют собой в основном смесь отчасти модифицированных
конфуцианских и христианских понятий при сохранении синтоистской
основы.
Культ (обряды)
Что же касается третьей составляющей — культа, или
ритуала, то она оказывается в общинных религиях самой важной.
Ни одно важное событие в повседневной жизни не обходится без ритуала,
будь то сбор урожая или выход в море для ловли рыбы. Часто вообще
невозможно провести между ними грань. В синто, например, существует
понятие ёсасу, которое означает "наделять полномочиями"
или "заставлять действовать вместо себя". В старину
считалось, что божества-ками "наделяют" людей способностью
делать что-либо или попросту вершат угодное им руками людей. "Рука
бога" особенно заметна в творениях умельцев, но даже сеющий
рис крестьянин действует как бы от лица ками.
Таким образом, ритуал — это важнейшая часть жизни общества, которое
как единое целое является носителем общинной религии. Ритуал не
воспринимается в таких обществах как нечто отличное от повседневной
жизни за исключением особо торжественных случаев. Через ритуал
человек пытается оказать воздействие на природные стихии или восстановить
утраченную гармонию с окружающей средой. Это символическое действо,
посвященное наиболее значимым событиям в жизни общины, будь то
восход солнца, смена фазы луны или сбор урожая. У японцев до сих
пор почитается традиция встречи "первого солнца" в новом
году на рассвете 1 января. Ритуал в общинных религиях — это выражение
и празднование сознательного соучастия людей в природных ритмах
и делах божеств. Через ритуал достигается ощущение единства и
слияния с живой природой, чувство, во многом утраченное или утрачиваемое
современными "цивилизованными" обществами.
Это чувство, как и всякое другое, выразить и передать словами
невероятно сложно, скорее даже невозможно. Это восстановление
кровной связи, духовного единства, "мистического соучастия"
с живой природой возможно лишь в действе, как протянутый цветок
зачастую красноречивее долгих признаний в любви.
С этим связана особая роль культа-ритуала в общинных религиях,
который, по сути, заменяет в таких религиях и кредо-учение, и
кодекс-набор моральных заповедей. Можно сказать, что, в отличие
от индивидуальных религий, эти три составные части трудно различимы
в общинных религиях, однако роль ритуала при этом остается главнейшей.
Ритуал как бы вбирает в себя и учение, и заповеди. Поэтому мы
и не находим в общинных религиях ни четко сформулированного кредо,
ни универсальных моральных установлений.
Все это в полной мере характерно и для синто, поэтому некоторые
исследователи, введенные в заблуждение внешней "модерновостью"
японского общества, пытаются отыскать в синто черты, характерные
для индивидуальных религий. Некоторые из них сетуют, что синто
трудно понять как идею. Но это ведь не только трудно, но и невозможно,
ибо синто, как и все другие общинные религии, себя как идея не
выражает. Отсюда и понять ее в качестве идеи нельзя, поскольку
"понять" в таких религиях скорее означает "почувствовать",
нежели "уразуметь". А чувство достигается только участием
в ритуалах, наиболее важные из которых отмечаются общиной особенным
образом. Такие особые события называются праздниками или фестивалями.
В синто же их называют мацури, от глагола мацуру,
что значит "подносить дары", "ублажать".
"Ублажением божеств" в общинных религиях занимались
люди, обладающие личными особыми способностями, позволяющими им
входить в контакт с духами или божествами. Обычно их называют
"шаманами". Хотя слово это вошло в научный обиход из
тунгусского языка, но корни его восходят к древним языкам Индии,
где слово шрама означало "священное деяние",
а шраман (или саман) — "священнослужитель".
Особенность положения шамана в обществе по сравнению со священнослужителями
индивидуальных религий состоит в том, что его власть определяется
не традицией и не должностью, а его личными способностями, его
личным умением входить в контакт с духами и божествами.
В некоторых культурах, особенно на ранней стадии, эти люди зачастую
были вождями и правителями. Совмещение жреческих и царских обязанностей
в одном лице — явление отнюдь не редкое в мировой истории. Не
является уникальной в этом смысле и Япония. В китайской хронике,
составленной в III в. н. э., есть упоминание о царице Пимико или
Химико, которая управляла людьми Ва, как китайцы тогда называли
японцев. В хронике говорится, что Пимико занималась магией и колдовством,
очаровывая свой народ. То есть власть ее носила не только светский,
но и религиозный характер. В ее исключительно женском окружении
был только один мужчина. Он выполнял роль посредника между неженатой
царицей и ее подданными, которым она на глаза не показывалась.
Впоследствии императорский род в Японии почитали как прямых потомков
богини солнца Аматэрасу, а император, выполнявший роль первосвященника,
считался "живым богом". Поэтому слово мацуру
("почитать богов") стало использоваться и в значении
"править страной", ибо только снискав расположение божеств,
можно было добиться успешного правления.
С течением времени власть (как и авторитет) синтоистских священнослужителей
утратила личный характер, став наследственной, передаваемой в
роду от отца к сыну, а назначение на должности в главнейших святилищах
стало согласовываться, хотя бы формально, с соответствующим бюрократическим
органом центрального правительства.
Полное превращение шамана в чиновника свершилось в конце XIX в.,
когда в Японии было восстановлено реальное императорское правление,
а синто было провозглашено национальной идеологией. Тогда же был
взят на вооружение принцип "единства политики и правления",
то есть император почитался не только как глава государства, но
и как первосвященник и "живой бог". Само же синто, в
отличие от христианства или буддизма, не считалось религией, а
было провозглашено "народным путем". Хотя здесь явно
видна попытка превознести роль синто, при этом формально признавая
равенство всех религий, следует признать, что такое определение
синто как "народного пути" не было лишь политической
уловкой. Ведь мы помним, что по своему определению общинные религии,
в том числе и синто, не выделяются в сознании их носителей как
некая обособленная сфера жизни. С одной стороны, можно сказать,
что все как бы пропитано религией, но, с другой стороны, в сознании
носителей общинной религии не существует самого понятия религии
как некой отдельной сущности. Именно поэтому, как отмечают многие
антропологи, носители общинной религии испытывают большую трудность
при попытке объяснить более-менее цельно свои верования. Общинная
религия как бы растворена в жизни. И в этом отношении, как мы
уже говорили, синто не является исключением.
Что удивительно, так это то, что такая общинная религия, во-первых,
сохранилась, несмотря на распространение в Японии мировой индивидуальной
религии, каковой является буддизм (ведь из истории распространения
христианства нам известно о печальной судьбе всех общинных религий).
Во-вторых, синто представляется необычным и в том, что эта общинная
религия продолжает существовать в современном модернизированном
японском обществе, тогда как понятие модернизации обычно связано
с распространением индивидуализма и, соответственно, индивидуальных
религий. Я попытаюсь дать объяснение этим необычностям при рассмотрении
истории синто в контексте японской истории.
Сейчас же хотелось бы привлечь ваше внимание еще к одной особенности,
связанной с употреблением самого слова "синто". Зачастую,
говоря о синто, люди имеют в виду достаточно разные вещи. Дело
в том, что любая религия имеет как бы несколько ипостасей. Например,
следует различать религию как частную веру и использование ее
в качестве государственной идеологии. Непонимание этого приводит
к достаточно серьезным ошибкам. Например, использование синто
в качестве государственной идеологии после реставрации Мэйдзи
(так называемое "государственное синто", кокка синто),
в том числе и для обоснования имперской политики Японии в первой
половине XX в., отнюдь не означает, что синто — националистическая
религия с сильным милитаристским флёром. Трудно найти более миролюбивую
по своему характеру религию, чем буддизм, но тем не менее даже
буддизм использовался в Японии в целях имперской пропаганды. Примеры
подобного использования христианства на Западе, в том числе и
в России, всем хорошо известны, но делать отсюда выводы о характере
самой религии было бы неправильным.
Кроме того, различают синто как "народную" веру ("народное
синто", минкан синто) и систематизированные интерпретации,
предлагаемые религиозными специалистами — священнослужителями
(так называемое "храмовое синто", дзиндзя синто).
Причем ни одна из этих интерпретаций, различающихся в разных культовых
центрах, никогда не имела статуса ортодоксии в смысле обязательного
символа веры для всей Японии.
Дело в том, что синто, несмотря на многократные попытки, никогда
не было систематизировано в масштабах всей страны именно как религия,
а не государственная идеология. И связано это прежде всего с тем,
что изначально синто как единого явления не существовало, как
не существовало и единого японского народа. Лишь по мере объединения
различных населявших Японию племен, которые имели к тому же различное
этническое происхождение, под властью ставшего впоследствии императорским
правящего рода происходит объединение и их верований. Но это объединение
и взаимная "утряска" верований и представлений никогда
не стали полными и завершенными, и формальное признание верховенства
богини солнца Аматэрасу было явлением скорее политическим, нежели
религиозным, хотя отделить одно от другого зачастую невозможно.
Мы сможем убедиться в этом сами, когда познакомимся с японскими
мифами в единственно сохранившейся для нас форме — форме императорских
хроник и описаний отдельных провинций, сделанных опять-таки по
распоряжению центрального правительства. Этому и будет посвящена
следующая глава.
Подводя же итог вышесказанному, отметим, что, кроме трех вышеназванных
форм синто, специалисты выделяют как отдельное явление "императорское
синто", косицу синто. Это синто представляет собой
набор верований и обрядов, связанных с императорскими предками
и соблюдаемых и по сей день членами императорской фамилии. Кроме
того, отдельно рассматривается и так называемое "сектантское
синто", кёха синто, к которому относят тринадцать
религиозных учений, возникших на основе синтоистских верований
в XIX в. Последним двум аспектам синто, как и "государственному"
синто, будет уделено в этой книге гораздо меньше внимания, нежели
"народному" и "храмовому" синто.
В целом мне не кажется очень удачным подобное ставшее уже традиционным
разделение синто на виды — "государственное", "императорское",
"сектантское" и т. д. В моем понимании синто — это несистематизированная
общинная религия, которая сохраняется прежде всего как некий набор
правил взаимоотношений с божественным, "глубинная структура",
сохраняющая свою устойчивость и относительную неизменность на
протяжении веков. В зависимости от обстоятельств и эпох эта "глубинная
структура" проявлялась на поверхности в разных обликах, причем
одновременно. В этом смысле синто можно сравнить с человеком-невидимкой
из романа Герберта Уэллса, который становился заметен для окружающих,
лишь облачаясь в ту или иную одежду. За свою многовековую историю
синто перемерило таких одежд множество, в зависимости от замыслов
и особенностей "портных". Но суть его, основные принципы
оставались неизменными в той же мере, в какой мы можем говорить,
например, о неизменности основ и особенностей национальной культуры.
Что-то менялось, но что-то весьма существенное оставалось и незыблемым.
При этом надо, конечно, понимать, что восприятие и содержание
традиционности менялось в зависимости от эпохи. Например, такие
искусства, как театр кабуки, чайная церемония или каменные сады,
воспринимаемые нами как неотъемлемые части традиционной японской
культуры, начали складываться самое раннее лишь с конца XVI в.,
тогда как многие эстетические принципы, лежащие в их основе, сформировались
гораздо раньше. Рассказывая о главных особенностях синто и объясняя
связанные с ним верования и обряды, я исходил прежде всего из
считающихся общепринятыми в настоящее время толкований. Эта общепринятость
нигде не зафиксирована в форме какого-нибудь катехизиса. Сводом
современной синтоистской ортодоксии с определенной натяжкой можно
считать разве что учебники преподавателей двух главных синтоистских
университетов, где проходят обучение многие (но отнюдь не все!)
будущие священнослужители, или изданный недавно "Энциклопедический
словарь синто" ("Синто дзитэн"). Сюда можно отнести
и инструкции, распространяемые такой негосударственной организацией,
как Главное управление по делам святилищ (Дзиндзя хонтё), которое
объединяет большинство (однако опять-таки не все) синтоистских
храмов в Японии, а также книги наиболее авторитетных ученых. Однако
сказать, что их интерпретации совпадают полностью, было бы явным
преувеличением. Тем не менее общие подходы и принципы существуют,
и именно о них пойдет речь в начальных главах.
Первая глава посвящена мифологии и ее сводам, выполняющим в синто
роль священного писания. Во второй и третьей главах мы поговорим
об особенностях японских божеств ками и связанных с ними главных
представлений. Четвертая глава — это в основном рассказ о синтоистских
святилищах, а пятая — о видах празднеств и о священнослужителях.
В главе шестой — рассказ об истории синто, точнее, его многочисленных
интерпретаций. С этой темой связан и рассказ о синтоистских мистиках
XIX—XX вв., пытавшихся восстановить древние техники общения с
божествами, которым посвящен следующий раздел. Завершающая, восьмая
глава — о японских демонах, духах, оборотнях и привидениях, то
есть сверхъестественных сущностях, занимающих нижние ступеньки
в иерархии синтоистских верований.
Теперь же, после знакомства с основными подходами, которыми автор
собирается руководствоваться в своем изложении, настало время
проверить, как это у него получилось на практике. Итак, в путь!
|
|
