| |
В ночь с 24 на 25 апреля 1993 г. скоропостижно скончался Георгий
Александрович Зограф. Случилось это вскоре после того, как он
три дня подряд по многу часов председательствовал на проводившихся
им в 14-й раз ежегодных чтениях «Проблемы интерпретации традиционного
индийского текста». Таким образом, последние дни были отданы одной
из главных тем, под знаком которых развивалась вся научная деятельность
Г. А. Зографа, — исследованию филологическими методами традиционной
индийской культуры.
Георгий Александрович Зограф родился в Ленинграде 15 апреля 1928
г. в семье, которая была и остается семьей потомственных ученых.
Его отец, Александр Николаевич Зограф (1889—1942), выдающийся
историк античности, много лет работал в Государственном Эрмитаже,
заведовал в нем (с 1935 г.) отделом нумизматики. Мать, Ольга Григорьевна,
была дочерью известного архитектора конца XIX—начала XX в. академика
Г. И. Котова. Сама обстановка, в которой прошло детство Георгия
Александровича, способствовала органичному восприятию им лучших
духовных и этических традиций русской научной интеллигенции задолго
до того, как он сам вступил на научное поприще.
Подростком Г. А. Зограф прошел суровую школу ленинградской блокады.
После того как умер от голода отец, ему пришлось возложить на
себя бремя заботы о близких, освоить множество рабочих специальностей
и ремесел: от столяра до слесаря-сантехника. Наверное, тогда и
развились в нем всегда отличавшие его огромная работоспособность
и предельная добросовестность по отношению к любому исполняемому
делу, обострилось заложенное с детства чувство моральной ответственности.
Из испытаний войны он вынес, как и многие его сверстники, неудержимое
стремление к знаниям и вскоре всецело обратил его на те науки,
которые преподавались тогда на кафедре индо-тибетской (с 1951
г. индийской) филологии Восточного факультета ЛГУ.
Отечественная индология в послевоенные годы еще не вполне вышла
из самой мрачной полосы в своей истории. Старая школа академиков
Ф. И. Щербатского и С. Ф. Ольденбурга, настаивавшая на необходимости
изучения классических традиций индийской культуры, перед войной
была полностью уничтожена. Сменившая ее школа академика А. П.
Баранникова (избран в АН в 1939 г.) добилась определенных успехов
в изучении новоиндийских языков и литератур, однако и языки, и
литературы современной Индии рассматривались учеными этой школы
вне связи с классическим наследием, преимущественно — под углом
зрения современной идеологии и политики. В аналогичном положении
находились в то время и другие востоковедные специальности. Абсурдность
такого подхода со временем стала очевидна даже для самих тогдашних
«организаторов науки». После войны на кафедре индо-тибетской филологии
был возобновлен курс древнеиндийского языка — санскрита, заново
поставлены курсы истории древнеиндийской литературы и истории
древней Индии, введен курс «Введение в индийскую филологию». Одновременно
были сняты запреты с некоторых научных тем. Г. А. Зограф и его
товарищи сумели максимально использовать эту относительно благоприятную
ситуацию послевоенных лет.
Из поколения интеллигентной молодежи, пришедшего в индологию в
первые годы после войны, одни (Т. Е. Катенина, В. С. Воробьев-Десятовский,
В. Г. Эрман) непосредственно обратились к изучению классических
основ индийской культуры, другие (Г. А. Зограф, А. С. Бархударов,
С. Г. Рудин) сочетали занятия новоиндийскими языками и литературами
с глубоким интересом к традиционному культурному фону, классической
древности и средневековью. Труды этих замечательных ученых на
научном и педагогическом поприще предопределили общий характер
развития и основные направления ленинградской/петербургской индологии
во второй половине ХХ века.
Уже в первые годы обучения в Университете Г. А. Зограф проявил
интерес к проблемам общего и индийского языкознания. В немалой
мере способствовали этому лекции и семинары человека, в самые
трудные времена сохранившего верность принципам научной индологии,
одного из старейших учеников А. П. Баранникова — Василия Матвеевича
Бескровного (1908—1978). Г. А. Зограф называл его своим учителем
и чтил не только как выдающегося индолога, лингвиста и лексикографа,
но и как прекрасного человека — доброго, отзывчивого, всегда готового
прийти на помощь своим ученикам. Благодарность учителю Георгий
Александрович умел выразить не только на словах. В 1968—1971 гг.
он вместе с А. С. Бархударовым и В. П. Липеровским активно участвовал
в составлении вышедшего в 1972 г. двухтомного «Хинди-русского
словаря», помогая В. М. Бескровному завершить главный труд его
жизни, а после кончины В. М. Бескровного он, совместно с В. П.
Липеровским, подготовил к печати последнюю работу покойного —
монографию «Очерки функциональных стилей хинди» (М., 1984).
С отличием завершив университетский курс, Г. А. Зограф в 1951
г. становится аспирантом Института востоковедения АН СССР. С 1954
г. он — сотрудник Сектора восточных рукописей (единственного востоковедного
научно-исследовательского учреждения, оставшегося в Ленинграде
после перевода ИВ в Москву в 1949 г.). Когда же на базе Сектора
в 1955 г. создается Ленинградское отделение ИВ АН СССР, Г. А.
Зограф становится в нем научным сотрудником. С этим учреждением
и была связана вся его дальнейшая научная жизнь. Параллельно на
протяжении многих лет Г. А. Зограф вел занятия со студентами кафедры
индийской филологии ЛГУ.
В начале научной карьеры внимание Г. А. Зографа привлек к себе
круг проблем, в ту пору по-настоящему актуальных. Процесс формирования
национальных языков, связанный с целым комплексом кардинальных
перемен в социальной жизни и в сознании населения колониальных
стран, проходил в 1920—1940-х гг. на всей территории Южной Азии
с особой интенсивностью, затрагивая интересы десятков миллионов
людей. Такие вопросы, как происхождение хинди и урду, пути формирования
различных функциональных стилей этих языков, перспективы развития
«хиндустани» («смешанной формы» урду и хинди) нередко приобретали
— особенно после раздела Индии в 1947 г. — политическую окраску.
В чисто академическом плане исследование этих вопросов затруднялось
еще и терминологической путаницей, произвольным употреблением
самих слов «хинди» и «хиндустани».
В этих условиях лингвисту необходимо было предпринимать максимум
усилий, чтобы выработать свой взгляд на эти вопросы без идеологической
и политической предвзятости, удерживаясь в рамках научной объективности.
Ранние работы Г. А. Зографа (1954—1963) свидетельствуют, что молодой
исследователь выдержал это испытание с честью.
Проблеме формирования литературных языков хинди и урду была посвящена
кандидатская диссертация Г. А. Зографа «Основные черты прозаического
урду XIX века» (1954) и ряд последующих статей: «Хинди, урду,
хиндустани» (1956), «Вопросы формирования урду» (1958), «Калькуттский
хиндустани в освещении Г. С. Лебедева» (1963), а также монография
«Хиндустани на рубеже XVIII и XIX веков» (1961). Скрупулезному
анализу были подвергнуты грамматические особенности и лексический
состав целой группы синхронных, однородных по содержанию текстов,
принадлежащих первым прозаикам хинди и урду начала XIX в. (Мир
Амман, Садасукх Лал, Лаллу джи Лал и др.). Параллельно с тех же
позиций Г. А. Зограф анализировал созданные в конце XVIII в. первые
грамматики хиндустани, фиксирующие живой разговорный язык той
эпохи (в том числе — грамматику первого русского индианиста Герасима
Лебедева). В результате Г. А. Зограф пришел к важному для истории
хинди и урду выводу о том, что «хиндустани, как межобластной разговорный
язык Северной Индии ... был очевидной реальностью еще в XVIII
в.», а характерной чертой создававшихся в первом десятилетии XIХ
в. прозаических произведений на урду «является близость их языка
к разговорной речи». Особо следует отметить статью Георгия Александровича
«Хинди, урду, хиндустани», в которой ему удалось на основе строго
выверенного фактического материала дать четкое научное определение
этих понятий, положив таким образом конец многолетней терминологической
неразберихе. Предложенные им определения являются ныне общепринятыми
в отечественной и мировой индологии.
Проблема формирования литературных урду и хинди лежала как бы
на стыке нескольких направлений индийского языкознания — нормативной
грамматики (фонологии и морфологии), лексикологии, исторической
грамматики, диалектологии и социолингвистики. Продолжение поиска
в любом из этих направлений сулило многообещающие результаты —
тем более, что в каждом из них к тому времени уже сформировался
пусть небольшой, но достаточно солидный исследовательский «задел».
Г. А. Зограф предпочел, однако, трудиться там, где у него фактически
не было предшественников. Он одним из первых в мире обратился
к исследованию структурной типологии новых индоарийских (НИА)
языков. Этой темой объединены большинство работ Г. А. Зографа
на протяжении почти сорока лет его творческой деятельности.
Научная актуальность типологического исследования НИА языков определялась
не только общим интересом к языковой типологии, характерным для
лингвистической науки того времени (толчком к нему послужили работы
Б. Уорфа, Дж. Гринберга, а также Н. С. Трубецкого, Р. О. Якобсона,
А. В. Исаченко и других ученых Пражской школы), но и довольно
парадоксальной ситуацией, сложившейся к концу 1940х гг. в НИА
языкознании. Парадоксальность заключалась в том, что по сложившейся
еще в XIX веке традиции большинство исследователей описывали грамматику
НИА языков в чисто историческом плане: прослеживая генетические
связи современных языков с более древними (ведийский, санскрит,
пракриты), они рассматривали языковые факты хинди, маратхи, бенгали
и других НИА языков либо как результат «трансформации» или «разложения»
древнеиндийской фонологической и грамматической системы, либо
как «инновации», связанные с внешним влиянием. Такой подход господствовал
не только в западной и индийской науке (см. работы Дж. Бимза,
Дж. А. Грирсона, Ж. Блока, С. К. Чаттерджи и др.), но и в русской
индологии (пример — работы А. П. Баранникова о «новой флексии»).
Описание НИА языков в синхронном плане сводилось к своего рода
«лингвистической экзотике», выделению отдельных, не свойственных
грамматике европейских языков явлений (например, «сложных глаголов»),
взятых изолированно, без учета каких бы то ни было системных связей.
В результате само понятие «НИА языки» оказывалось «пустым», лишенным
онтологического содержания.
Приступив к разработке новой темы, Г. А. Зограф сосредоточил основное
внимание на изучении НИА морфологии, избрав в качестве метода
исследования сопоставительный анализ, а в качестве «операционного
элемента» — существующие в НИА языках грамматические категории.
Именно изучение грамматических категорий — их инвентаря, «наполнения»
набором грамматических значений, наконец, способов формального
выражения — позволяло, по мнению Г. А. Зографа, составить наиболее
адекватное представление об основных типологических характеристиках
языковой семьи или группы. Эти методологические принципы, окончательно
сформулированные Г. А. Зографом к концу 1960—началу 1970х гг.,
вынашивались им много лет: начатки сопоставительно-типологического
подхода можно обнаружить уже в его небольшой ранней статье «Отрицание
при глаголе хиндустани» (1956), где категориальная сущность отрицания
в хинди выявляется на основе сопоставления с маратхи.
В дальнейшем Г. А. Зограф разрабатывает проблемы структурной типологии
НИА языков в целой серии статей и докладов — «О грамматической
категории одушевленности в НИА языках» (1965), «Качественные и
количественные характеристики гласных в НИА языках» (1966), «Analytic
comparison of grammatical structure of NIA languages. A tentative
approach» (1967/1970), «Формальная репрезентация видо-временной
системы глагола хинди» (1970), «Переходность глагола как морфологическая
категория в НИА языках» (1973), «Вторичная глагольная флексия
в НИА языках» (1975), «Роль типологических параметров в описании
родственных языков» (1976) и др. Итогом исследовательской работы,
занявшей около 20 лет, явилась опубликованная в 1976 г. монография
«Морфологический строй новых индоарийских языков». В 1977 г. эта
работа была защищена как докторская диссертация.
В монографии Г. А. Зографа (как и в появившихся почти одновременно
с ней работах П. Э. Хука, А. К. Рамануджана и К. Масики) НИА языки
обрели, наконец, «собственное» типологическое бытие. Новоиндийская
морфология была впервые описана как цельное явление, как строгая
система с особым, специфически присущим ей инвентарем грамматических
категорий и формообразующих структур. Новое решение получили здесь
такие существенно важные для определения типологического статуса
языков проблемы, как соотношение флексии и агглютинации, синтетических
и аналитических форм.
Данные о типологическом сходстве и различии отдельных НИА языков,
собранные и проанализированные в монографии, позволили Г. А. Зографу
разработать принципиально новую схему классификации входящих в
эту группу языков и диалектов. В отличие от предлагавшихся ранее
схем Дж. А. Грирсона и С. К. Чаттерджи, классификация Г. А. Зографа
строилась не на исторической, а на чисто типологической основе.
Предложенная впервые в заключительных разделах монографии 1976
г., эта классификация была более детально разработана Г. А. Зографом
в его последующих трудах («Индоарийские языки» — в сборнике «Языки
Азии и Африки», 1978; «К классификации индоарийских языков» —
в коллективной монографии «Теоретические основы классификации
языков мира», 1982; «A typological classification of the NIA languages»,
1982).
Проблема взаимодействия и взаимовлияния генетически различных
языков Южной Азии (так называемая «проблема субстрата») привлекла
внимание Г. А. Зографа еще в студенческие и аспирантские годы,
когда он впервые познакомился с работами классиков мировой индологии
— Дж. А. Грирсона, Ж. Блока, С. К. Чаттерджи. Уже в то время он,
по собственному признанию, начал собирать материалы, так или иначе
связанные с процессом языковой и культурной интерференции в Индостане.
Вот почему, когда в конце 1950-х гг. для серии «Языки зарубежного
Востока и Африки» срочно понадобилось подготовить обзорный очерк,
характеризующий все языки Южной Азии, именно Г. А. Зограф взялся
за это нелегкое дело. В короткий срок он написал изданную в 1960
г. книгу «Языки Индии, Пакистана, Цейлона и Непала» — небольшой,
но очень информативный справочник, содержавший самые современные
сведения не только о географическом распределении, числе носителей
и культурном статусе распространенных на территории субконтинента
языков, но и об основных чертах их фонологических систем и грамматического
строя. Подобных справочников не существовало в то время ни в западной
индологической литературе, ни в самой Индии. Не случайно по прошествии
более чем двадцати лет лондонское издательство «Routledge and
Kegan Paul» обратилось к Г. А. Зографу с просьбой перевести эту
книгу на английский язык. Г. А. Зограф, как всегда, подошел к
делу творчески и ответственно: он подверг свою книгу кардинальной
переработке, увеличив ее объем более чем вдвое, главным образом
за счет описания не-индоарийских языков. Книга «Languages of South
Asia. A Guide» вышла в Лондоне в 1982 г. Позднее, при подготовке
нового русского варианта книги («Языки Южной Азии», 1990) автор
увеличил ее объем еще в полтора раза, причем список рассматриваемых
языков пополнился за счет плохо известных даже профессионально
подготовленному читателю языков-изолятов (таких, как андаманские
языки и бурушаски).
Интерес Г. А. Зографа к проблемам взаимовлияния неродственных,
но территориально близких языков укрепился в нем еще больше в
1960х гг., после знакомства с работами М. Б. Эмено и Ф. Б. Я.
Кейпера, в которых была впервые обусловлена сама концепция Южноазиатского
языкового ареала. Позднее он сумел по достоинству оценить связанные
с этой проблематикой труды Г. Фермеера, К. Масики и Ф. Саусворса.
Чем глубже разрабатывал Г. А. Зограф проблемы структурной типологии
НИА языков, тем больше накапливалось у него конкретных данных,
свидетельствующих о том, что многие процессы, происходящие в языках
этой группы, являются по сути дела общими для всей Южной Азии
и могут получить надлежащее объяснение лишь с позиций ареального
языкознания.
С начала 1980-х гг. одна за другой появляются работы Г. А. Зографа,
относящиеся к конкретным вопросам изучения Южноазиатского ареала:
«Морфологическое сопоставление родственных языков в его отношении
к ареальным исследованиям» (1983), «Лингвистическая география
Южной Азии (достижения и перспективы)» (1984), «Морфологическая
типология языков Южной Азии (К проблеме лингвистического ареала»
(1987), «Языки Южной Азии (опыт ареально-типологической классификации)»
(1990), «Ареальное языкознание: предмет и метод (на материале
языков Южной Азии)» (1992; в соавторстве с Н. В. Гуровым). Несмотря
на то что — по мнению самого Г. А. Зографа — он лишь приступал
к работе в области ареальной лингвистики, ему удалось внести вполне
достойный вклад в разработку и самой концепции ареала, и методики
изучения ареальных явлений. С ареальной типологией Г. А. Зограф
связывал все планы своей дальнейшей научной деятельности, осуществить
которые ему было уже не суждено.
Лингвистические занятия всегда естественным образом сочетались
у Г. А. Зографа с переводческой деятельностью. На раннем этапе
своей работы он использовал как источник по истории языка хиндустани
образцы классической прозы на урду. «Побочным продуктом» при этом
явились переводы двух выдающихся произведений: «Сад и весна» Мир
Аммана (1957) и «Танцовщица» Мирзы Русвы (1960; обе книги впоследствии
переиздавались). Переводы эти безупречны в стилистическом отношении
и обнаруживают глубочайшее знание переводчиком традиционной индо-мусульманской
культуры. Перу Г. А. Зографа принадлежат также несколько статей
о литературе урду. Предметом его особой любви был индийский фольклор:
им были подготовлены два сборника «Сказок народов Индии» (1964
и 1976), а также сборник «Сказки Центральной Индии» (1971). В
каждом из них Георгий Александрович выступал как составитель,
один из переводчиков, а также автор вступительных статей и комментариев
(им была, в частности, проделана кропотливая работа по классификации
публикуемых сказок в соответствии с указателем Аарне-Томпсона).
Его собственные переводы продолжают и развивают традицию перевода
индийских сказок на русский язык, заложенную образцовыми опытами
в этой области И. П. Минаева и академика С. Ф. Ольденбурга; особую
живость и достоверность придает им детальное знание переводчиком
традиционного быта индийской деревни. Многие годы Г. А. Зограф
увлеченно собирал и классифицировал индийские пословицы; в сотрудничестве
с А. С. Бархударовым он подготовил сборник пословиц, пока еще,
к сожалению, не опубликованный.
С 1968 г. Г. А. Зограф возглавлял Индийский кабинет (ставший затем
Сектором Южной и Юго-Восточной Азии) ЛО ИВ АН СССР (в последние
годы — СПбФ ИВ РАН). Несмотря на то что собственные его интересы
лежали главным образом в области истории языков и культуры нового
времени, в Кабинете (Секторе) за ту четверть века, когда им руководил
Георгий Александрович, развивались преимущественно исследования
письменных памятников древности и средневековья в связи с традиционной
духовной культурой. И такое направление развития не сложилось
само по себе, помимо воли заведующего Сектором. Г. А. Зограф был
убежден, что возрождение классической индологии в России — первоочередная
задача, без этого невозможно успешное развитие и новоиндианистических
исследований. Он не просто поощрял обращение коллег-индологов,
многие из которых лишь начинали свой путь в науке, к изучению
классической индийской культуры: иногда ему приходилось защищать
их право на выбор темы, сомнительной в глазах высокого начальства
(так, например, на протяжении ряда лет после знаменитого «дела
Дандарона» отнюдь не приветствовалась буддологическая тематика).
Заботился Георгий Александрович и о развитии в Секторе исследований
классических текстов индуизма: санскритского эпоса, пуран, средневековых
памятников на новоиндийских языках. Когда в Сектор влилась группа
Юго-Восточной Азии, Г. А. Зограф приложил немало усилий для того,
чтобы связать направления исследований ее сотрудников с общей
тематикой Сектора. Исключительная индологическая эрудиция позволяла
ему эффективно координировать работу Сектора, объединившего специалистов
в самых разных областях традиционной культуры Индии и Юго-Восточной
Азии. Мнение Георгия Александровича звучало очень весомо при обсуждении
любых работ; он всегда глубоко вникал в суть поставленных в работе
проблем, а если дело касалось перевода с любого индийского языка
(будь то санскрит, пали или любой из современных языков), то всегда
сверял, хотя бы фрагментарно, перевод с оригиналом. Его подход
к работам коллег характеризовали широта взглядов и терпимость
к чужим мнениям — в сочетании с высокой профессиональной требовательностью.
Нетерпимым — причем нетерпимым абсолютно — он бывал только по
отношению к любым проявлениям научной и человеческой недобросовестности.
Та же исключительная эрудиция в области традиционной индийской
культуры позволила Г. А. Зографу встать во главе предприятия,
которое сыграло большую роль в истории нашей индологической науки
и отныне навсегда будет связано с его именем. Начиная с 1980 г.
каждую весну в Секторе проводились чтения по общей теме «Проблемы
интерпретации традиционного индийского текста», в которых, кроме
ленинградцев-петербуржцев, неизменно участвовали также ведущие
индологи из Москвы и других городов. Чтобы оценить все значение
этих чтений, надо иметь в виду, что созданная в конце 1950-х гг.
Ю. Н. Рерихом блестящая московская школа классической индологии
в начале 1970-х подверглась разгрому: лучшие специалисты были
либо принуждены эмигрировать, либо рассеяны и разобщены. В этих
условиях ленинградские весенние чтения стали, по существу, единственной
в СССР регулярно проводившейся конференцией по проблемам традиционной
индийской культуры. Насколько значительными были научные результаты
этих встреч, можно судить по сборникам «Литература и культура
древней и средневековой Индии» (1979 и 1987), которые Георгий
Александрович составлял и редактировал, используя материалы чтений.
Он подготовил к печати и третий сборник под тем же названием,
который издательская фирма «Восточная литература» (наследница
ГРВЛ), переживающая сейчас нелегкие времена, уже не смогла выпустить
(некоторые авторы передали свои статьи из этого несостоявшегося
издания в настоящий сборник памяти Г. А. Зографа).
Георгию Александровичу удалось несколько раз побывать в Индии.
Со многими индийскими учеными завязались у него отношения искренней
дружбы и делового сотрудничества. Он стремился пропагандировать
у себя на родине лучшие достижения индийской науки, примером может
служить хотя бы изданный под его редакцией, с его предисловием
и примечаниями перевод книги С. К. Чаттерджи «Indo-Aryan and Hindi»
(Введение в индоарийское языкознание. М., 1977).
Для всех, знавших его, Георгий Александрович останется образцом
следования высоким нравственным принципам русской научной интеллигенции,
которые он продолжал хранить в пору морального одичания общества.
Он всегда оказывался на стороне неправедно гонимых: поддерживал
учителя, В. М. Бескровного, когда того преследовали под тем предлогом,
что во время войны он оказался на оккупированной территории, или
В. Г. Эрмана — в те годы, когда его, сына репрессированного, лишали
возможности работать по специальности. Всем начинающим исследователям,
чьи работы казались ему перспективными для развития отечественной
индологии, Г. А. Зограф оказывал многообразную самоотверженную
помощь. С бережным вниманием всегда относился он к творческому
наследию ушедших из жизни друзей. Под его редакцией был, в частности,
опубликован перевод В. С. Воробьева-Десятовского драмы Шудраки
«Глиняная повозка» (М., 1956). По его инициативе был издан посвященный
В. С. Воробьеву-Десятовскому сборник статей «Проблемы истории
языков и культуры народов Индии» (М., 1974), в котором Георгий
Александрович выступает не только как ответственный редактор,
но и как автор биографического очерка о безвременно скончавшемся
друге. Стараниями Г. А. Зографа увидели свет в 1974—1978 гг. оставшиеся
в рукописи статьи трагически погибшего С. Г. Рудина. Заботу о
памяти ушедших из жизни товарищей Георгий Александрович считал
высшим нравственным долгом ученого.
Я. В. Васильков,
Н. В. Гуров
|
|
