| |
Из нашей жизни и из нашей культуры ушел Юрий Валентинович Кнорозов
— великий ученый. Немного сейчас, пожалуй, найдется в науке (да
и не только в ней) людей, к которым можно было бы безо всяких
скидок применить это слово: оно уже давно перешло у нас в пассивный
запас.
Теперь история дешифровки древних систем вписывается между двумя
именами: между Шампольоном и Кнорозовым. Его вклад в науку на
самом деле намного более значителен, чем вклад известного любому
школьнику Шампольона. Кстати, сравнение Юрия Валентиновича с Шампольоном
прозвучало уже при жизни ученого в рецензии на книгу его американского
коллеги, проф. Йельского университета Майкла Ко «Разгадка кода
майя»; она вышла в Америке в 1992 году, в год 70-летия Юрия Валентиновича.
Рецензент Джон Бирхорст, переводчик «Песни ацтеков», писал, что
со времен Шампольона ни одно лингвистическое открытие не вызывало
такого интереса, как дешифровка письменности майя Юрием Валентиновичем.
А сам Майкл Ко назвал победу Ю. В. Кнорозова над письмом майя
«триумфом духа и интеллекта», и это не преувеличение, Он так и
озаглавил свою статью в журнале «Археология» (сент.-окт. 1991):
«Триумф духа». В ней он написал: «Этот великий эпиграфист, которому
до недавнего времени был запрещен выезд из Советского Союза в
Мезоамерику, который никогда не видел воочию надписи майя, разгадал
фонетический код системы письма майя, сидя в своем кабинете в
Ленинграде. <...> Благодаря Кнорозову мы можем читать древние
иероглифы майя».
О Ю. В. Кнорозове уже при жизни говорили: гений. И это, пожалуй,
лучший эпитет, которым можно охарактеризовать его научные достижения.
Он — вне сопоставлений и конкуренции современников. Его биография,
полная тяжелых испытаний, удивительных совпадений и странных парадоксов,
полностью соответствует легендарному образу гениальной личности.
Чего стоит, например, защита им диссертации, когда его выступление,
по образному выражению очевидцев, длилась три с половиной минуты,
а результатом стало присвоение звания не кандидата, а доктора
исторических наук. Разве не парадокс — ни разу не побывав в Мексике,
он сумел сделать то, чего не добились многие ученые разных стран,
годами проводившие полевые исследования среди майя? А каким словом
можно обозначить двадцатилетнее ожидание заслуженного признания,
когда только в 1975 году ему была присуждена Государственная премия
СССР?
И эта дешифровка — не единственная научная победа Юрия Валентиновича.
Дешифровка протоиндийского письма была бы невозможна без его руководства
точно так же, как и значительные достижения в исследовании рапануйского
письма (кохау ронго-ронго острова Пасхи) и айнской пиктографии.
Ну, а кроме того он очень серьезно занимался общими проблемами
семиотики (долгое время возглавлял группу этнической семиотики
и этнолингвистики в Институте этнографии Академии наук), теории
сигнализации, теории коллектива, а также лингвистикой, историей,
культурой и этнографией Америки и других стран. Складывалось впечатление,
что нет ни одной гуманитарной области (да и не только гуманитарной),
в которую бы он не заглянул, и не просто заглянул, а увидел там
какие-то парадоксальные или характерные черты и особенности, скрытые
за внешней, кажущейся стороной явлений.
К нему хочется применить еще одно вышедшее из употребления слово
— дерзновенный. Чем, как не дерзновением, можно назвать его работы
по дешифровке древних систем письма, особенно такой безнадежной,
как протоиндийская, где и объем текстов удручающе мизерен, и билингвы
нет, и сведений о письменности почти никаких не сохранилось? Но
трудности его как будто еще больше раззадоривали; он действовал
как смелый первопроходец, вызывая в памяти романтические образы
не из современной жизни.
Он раскладывал бумаги на столе, говорил коллегам: «Идем в атаку!»
— и глаза его начинали светиться мрачной решимостью. Не внять
его призыву было просто невозможно. Изнурительный труд, изматывающие
раздумья, которые не обязательно приводили к озарению (слово не
из лексикона Юрия Валентиновича), а скорее могли завести в тупик,
кропотливое изучение иероглифики с ее труднопостижимыми особенностями
(порой казалось, что Ю. В. Кнорозову проще вывести замысловатый
иероглиф майя или протоиндийский знак, чем что-нибудь написать
по-русски), головоломные решения — все это его не пугало и не
останавливало. Он умел этим военным азартом заражать и других.
«Всесторонне изучив объект», он полностью вживался в проблему,
и за чашкой кофе мог так рассказать «о делах в Юкатане», в Хараппе
или на острове Пасха, как будто вот только что оттуда вернулся,
а головоломную историю дешифровки мог — опять же за чашкой кофе
или за сигаретой — изложить настолько занимательно, что позавидовал
бы любой мастер детективного жанра.
Ему очень естественно жилось в научном и культурном пространстве,
не разбитом ни на какие перегородки. В этом внутреннем пространстве
он вел непрерывный и напряженный диалог — диалог гениального исследователя...
«Выездным» Юрий Валентинович стал только в последние годы. Как
он сам горько шутил, «создавались бесконечные комиссии по вывозу
его в Мексику, и уже все члены комиссии там побывали». В стране
майя великому дешифровщику удалось побывать только в 1990 г. Его
пригласил туда президент страны Великого Сересо. Правительство
Гватемалы отметило заслуги ученого, вручив ему Большую Золотую
Медаль Президента Гватемалы. Тогда же он смог посетить все яркие
достопримечательности страны, подняться на пирамиду Тикаля, побывать
в Мексике и посетить все самые заветные места — Паленке, Бонампак,
Йашчилан и многие другие. Судьба подарила ему уже почти под конец
жизни удивительную возможность жить в тропической сельве у Карибского
моря, рядом с индейцами майя, в двух шагах от древних пирамид.
Он смог насладиться тропической природой, национальной мексиканской
кухней и великолепными ночными звездами. Мексиканские коллеги
демонстрировали Ю. В. Кнорозову непривычное для него искреннее
восхищение и глубокое уважение. А в 1995 году ему был вручен серебряный
Орден Астекского Орла. Иностранным гражданам его вручают в Мексике
только за исключительные заслуги перед этой страной: в нашем отечестве
таких орденов всего четыре.
Вообще в другом полушарии Юрий Валентинович известен лучше и труд
его оценен выше, чем в родном отечестве (что, впрочем, находится
в полном соответствии с нашими национальными традициями).
В общении он не был простым и легким человеком, и это многих либо
настораживало, либо даже отталкивало. Но почему он должен был
быть другим? Юрий Валентинович был раним, он оберегал свой внутренний
мир (не надо забывать, что и сталинская эпоха наложила на него
свой неизгладимый отпечаток). Но когда он раскрывался, он бывал
бесконечно обаятелен, добр и чуток к собеседнику. Работать с ним
было не просто, но, пожалуй, самые счастливые рабочие минуты у
тех, кто знал Юрия Валентиновича, связаны с ним.
Он умер в тот момент, когда гватемальское правительство собиралось
еще раз пригласить его посетить страну и вручить ему крупнейшую
награду — в знак признания его исключительных заслуг перед народом
Гватемалы.
М. Ф. Альбедиль
Г. Г. Ершова
И. К. Федорова
|
|
