ДЕЛО СУДЬИ ДИ
фрагмент третий

книга >> фрагмент 1 / фрагмент 2 / фрагмент 3 / фрагмент 4 / комментарий сюцая лао ма на двадцать вторую главу "лунь юя" "шао мао" /

Богдан
Ханбалыкский воздухолетный вокзал,
23-й день первого месяца, вторница,
ранний вечер

Стоило сделать еще один шаг - и сразу, без перехода они из пустынной дипломатической улицы вывалились в праздничную, возбужденную, разноязыко галдящую и поющую толпу. Богдан взмахнул растопыренной пятерней - из многорядного потока, словно бы склеенного в единую бугристую от крыш ленту, каким-то чудом прямо к сановнику с готовностью выломилась повозка такси и остановилась. Богдан протянул Дэдлибу руку; тот пожал ее, приподнял свою совершенно неподходящую для зимы шляпу и, повернувшись, резво устремился к посольству. Как он собирался в качестве частного лица выяснить в визовом отделе местопребывание - пусть хотя бы официальное - этого самого мсье Франсуа, Богдан не мог даже предположить. Ладно, их дела.
"Рива, Рива, - печально думал минфа, отдавая водителю короткие распоряжения, - с кем ты связалась?"
А с кем, собственно?
Что мы знаем?
Молодой одаренный астрофизик из Франции, мусульманин по вероисповеданию, восторженный и явно тянущийся к Ордуси. Почему-то считает, что скоро будет жить с Ривою в одной и той же стране. Какой именно - не уточнил, кстати... но не похоже, что он собрался приглашать Риву во Францию... не похоже... В воздухолете вел себя вполне пристойно и, несмотря на явную нечеловеколюбивость своих действий, - словно бы тяжкий долг выполнял.
И еще что-то важное сказал под конец...
Что кто-то их - кого "их"? - видимо, обманул и даже... как это... подставил.
То есть, надо полагать, велел преследовать мсье Франсуа и обыскать его, а у того не оказалось... чего?
Чего-то. Того самого чего-то.
Наверное, они и впрямь не были паломниками, эти четверо... А может, и были, но - не только паломниками.
Повозка, лихо перелетая из ряда в ряд, мчалась к вокзалу. Мелькали по сторонам скомканные скоростью панорамы предпраздничной столицы: тающие в сизой дымке бесснежного мороза громады изукрашенных домов; бесчисленные гирлянды готовых взорваться разноцветным сиянием ламп, перечекнувши бездонную синеву великого Неба; ярко расцвеченные, несмотря на совсем еще ранние сумерки, витрины, пляшущие и мельницами крутящиеся надписи...
А мсье Франсуа бен Хаджар?
О нем мы вообще ничего не знаем.
Ну, кроме того, что поведал Дэдлиб...
"И еще - что он мне сразу не понравился, - добавил было Богдан и тут же укоризненно сказал себе: - Просто ты не любишь толстых самодовольных мужчин с перстнями на всех пальцах". Подумал и честно признался: "Да, я не люблю толстых самодовольных мужчин с перстнями на всех пальцах".
До великого праздника оставалось всего лишь несколько часов.
"Баг, верно, в гостинице уже изнывает один. Столик в едальне заказан на восемь, к этому времени надо бека и Фиру уже привезти и дать хоть полчаса роздыха с дороги, после полета..."
"Этот-то воздухолет, я надеюсь, не опоздает?"
"А я сам-то не опоздаю?"
Богдан поглядывал на часы едва ли не ежеминутно. Хоть он и расстегнул доху, ему было страшно жарко и душно в повозке, по спине у него текло - нервы. "Быстрее, - время от времени не выдерживая, бормотал он невозмутимому водителю. - Пожалуйста, быстрее..." Он страшно не любил опаздывать. А уж нынче-то опоздание было бы совершенно несообразным.
Он все-таки не опоздал.
От поспешности путаясь ногами в длинных, мотающихся на бегу полах расстегнутой дохи, в запотевших очках он влетел в зал для встречающих как раз в то мгновение, когда широкая бегучая полоса начала неторопливо, уважительно выкатывать из переходного тоннеля пассажиров ургенчского рейса.
Некогда было снимать очки и протирать их с обычной для Богдана тщательностью и обстоятельностью. Он просто мазнул ладонью по одному стеклу, по другому - и сквозь оставшиеся на стекле потные разводы сразу увидел своих.
Железный бек был в той же бурке и папахе, что и полгода назад, - ни летняя асланiвская жара, ни зимний стылый воздух Ханбалыка были ему нипочем; сверкающая короста родовых орденов (как глава тейпа, бек носил все боевые награды, когда-либо полученные его прямыми предками по мужской линии), крючковатый нос, высохшее смуглое лицо, все в морщинах, ровно печеное яблоко, и живые глаза, неуклонно глядящие вперед. За руку бек держал - Богдан внутренне ахнул от умиления - свою сильно уменьшенную копию, тоже в папахе и бурке, только совсем юную и без орденов, с таким же носом и такою же смуглостью лица - только без морщин и без бороды, с такими же живыми глазами - только они еще не обладали тем орлиным достоинством, что глаза почтенного старика, а с детским любопытством стреляли по сторонам.
А рядом с беком, на шаг назад, как и полагается воспитанной женщине, с рассеянной, едва уловимой улыбкой на ярких вишневых губах, неподвижно плыла навстречу мужу Фирузе, неся Ангелину-Фереште.
Богдан бросился к ним.
Все было так, как надо, и так, как всегда. Они обнялись; бек притиснул Богдана к панцирю наград, продраил его щеку жесткой бородой.
- Здравствуй, бек. Здравствуй, ата.
- Здравствуй, минфа.
Бек, взяв стальными пальцами Богдана за плечи, чуть отстранил его, всматриваясь в лицо, - и, видимо, остался удовлетворен.
- Возмужал за эти полгода, - одобрительно заключил бек, - возмужал. Видно, правильно живешь... Рад тебя видеть.
- А я-то как рад, - ответил Богдан.
- Это мой старший внук по главной жене , Хаким, - проговорил бек. Богдан посмотрел вниз. - Решил внуку столицу показать, раз уж такое дело. Ему уже семь - а когда теперь случай представится...
- Правильно решил, - сказал Богдан и положил руку мальчику на мохнатое плечо его бурки. - Здравствуй, Рахим. Да благословит Господь тебя, твоего деда и всех твоих близких.
- Здравствуйте, драгоценный преждерожденный, - уважительно и с достоинством ответил мальчик; а Богдан мельком подумал, что это очень сообразное сочетание: собственное достоинство и уважение к другим. Одного без другого не бывает. - Да пребудет милость Аллаха над вами и всеми, кто вам дорог.
- Велик Аллах, - завершил бек. - А теперь и с женой поздоровайся. - И, отступив, слегка подтолкнул в спину неотрывно глядящую на мужа Фирузе. Та с готовностью шагнула к мужу. - Ибо сказано в суре "Жены", в аяте тридцать восьмом: "Мужья стоят выше жен, потому что Аллах дал первым преимущество над вторыми, и потому, что они из своих имуществ делают траты на них. Добрые из жен покорны и во время отсутствия мужей бережливы на то, что бережет Аллах; а тех, которые опасны по своему упрямству, вразумляйте, отлучайте от своего ложа и делайте им побои; если же они вам послушны, то не будьте несправедливы в обращении с ними".
"Фира все рассказала беку про нас и про Жанну, - тут же догадался Богдан. - И старый бек, конечно, не мог не высказаться о поведении француженки и о том, которая из жен, по его мнению, является более достойной... Тактично так, от лица Пророка... дескать, разве лучше Пророка скажешь?"
- Какие верные слова, ата! - проговорил минфа. - Здравствуй, Фира.
- Здравствуй, - преданно глядя мужу в глаза, ответила Фирузе. И тихо добавила: - Я очень соскучилась.
- И я...
И все, и можно больше не говорить ни слова. Зачем попусту говорить с женой? Ведь ее можно взять за руку...
Богдан провел рукой по тыльной стороне ладони Фирузе, легко державшей розовый атласный кулек с дочерью. Из глубины кулька на Богдана внимательно глянули маленькие глаза.
- Ах ты, лапушка... - забормотал Богдан умильно. - Геленька, Ферештинонька... - Он попытался забрать Ангелину у супруги, но бек у него за спиной предостерегающе поцокал языком. Богдан обернулся.
- Если ты возьмешь Ангелинку, - назидательно сказал бек, - кто тогда понесет ружье?
- У меня нет ружья... - растерянно проговорил Богдан.
- Мужчина всегда должен вести себя так, будто у него в руках ружье, - веско сказал потомственный воин-интернационалист.
Богдан не нашелся что ответить.
- Идемте, - проговорил он, справившись с замешательством; ему было неловко и даже совестно вышагивать с пустыми руками, когда рядом верная жена безропотно несет в общем-то все же довольно увесистую ношу. Потом он вспомнил, как нынче утром его и Бага транспортировали в паланкинах - и ему стало совсем стыдно. Обычаи, обычаи... Как сложна жизнь того, кто не хочет быть один - и в то же время не имеет никакой склонности заставлять всех кругом становиться такими же, как он!
Да, но если бы время от времени хоть кого-нибудь не носили в паланкинах, - эти поразительно красивые паланкины остались бы только в древнехранилищах, а ведь вещь по-настоящему дает ощутить себя и производит впечатление, лишь когда ею пользуются по назначению! Да и невозможно представить себе в просторах Запретного города, скажем, велосипед... это вопиюще несообразно и даже несколько оскорбительно - как если бы, скажем, Христос вдруг запел, взявши в руки новомодный музыкальный инструмент из шумных, электрических; или князь Лу, прося у Конфуция совета об управлении, обратился бы к нему: "Слышь, братан..."
В повозке, стремительно и ровно летящей по широкому, просторному скоростному тракту от воздухолетного вокзала в город, в плотном рое помаргивающих габаритными огнями собратьев, члены семьи некоторое время молчали. Мальчик Хаким, почти утратив свою тщательную взрослость, прилип, как и подобает ребенку, к окну; даже бек позволял себе время от времени крутить головой. Фирузе прижималась плечом к плечу Богдана. Приближался выезд на четвертую кольцевую дорогу.
- Лепота, - с нескрываемым восхищением подал наконец голос ургенчский бек, до глубины души, видимо, потрясенный грандиозными пространствами и красотами расцветившегося огнями, сполохами и заревами великого Ханбалыка.
Желтолицый водитель в строгом черном костюме и белых перчатках - Богдан видел часть его лица в зеркальце заднего вида - лишь улыбнулся молча, но не без удовольствия. Ему было приятно. Бек, судя по всему, тоже это заметил или понял - в поразительном знании людей ему никак нельзя было отказать, - потому что чуть наклонился с заднего сиденья к стриженому затылку водителя и, подняв коричневый жилистый палец, в обычной своей назидательной манере сообщил:
- Фэйчан хаокань!
Тут уж водитель совсем расцвел - сверкнули его безукоризненные зубы - и с легким ханьским акцентом ответил, не отрывая глаз от дороги и несколько раз кивнув:
- Спасибо, спасибо. Я тозе так думай.
Одна мысль не давала Богдану покоя. Беспокоила, зудела под черепом, как оса. Минфа и так и сяк боролся с искушением, давая близким людям полюбоваться проездом без помех, - но, когда до гостиницы оставалось не более десяти минут, не выдержал.
- Послушай, ата, - сказал он негромко. Бек чуть склонил голову в его сторону, прислушиваясь. - Ты мудр, как улем, и знаешь жизнь, как эмир. У меня есть к тебе вопрос, который тебе может показаться поначалу странным.
- Спрашивай, дорогой, - так же вполголоса ответил Кормибарсов.
- Какая вещь, очень ценная вещь, и, возможно, особенно - для мусульман ценная... может называться словом, похожим на слово "кирха"?
Бек несколько мгновений молчал; ничего не отразилось на его твердом лице. Потом он переспросил:
- Кирха? Но это же церковь так называется у...
- Да-да! - До "Шоуду" оставалось совсем немного, и Богдан перебил старика почти нетерпеливо. - На самом деле не кирха, конечно. Что мусульманам кирха. Но что-то может быть похоже по звучанию?
Бек опять помолчал. Потом переспросил снова:
- Вещь?
- Да. Наверное, даже не очень большая. Ее может нести один человек. Я потом объясню тебе...
- Погоди, - сказал бек. Потом он немного с трудом, по-стариковски всем корпусом повернулся к Богдану. - Погоди. - В глазах его вспыхнул покамест еще не понятный Богдану внезапный пламень. - Где ты это мог?..
- Потом, ата, потом!
Бек снова помедлил.
- Хирка, - сказал он, и голос его дрогнул. - Может быть, так, сынок? Хирка?
Богдан обмер.
- Что это такое? - спросил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал спокойно.
- Это легендарный плащ Пророка, - с благоговением проговорил бек. - Плащаница...
- Что такое плащ Пророка?
Кормибарсов отвернулся и снова стал смотреть вперед.
- Ее сотворили нерукотворно, без швов и шитья... - тоже явственно борясь с волнением, неторопливо, даже как-то распевно начал он. - Говорили, что она из шерсти барана, которого принес в жертву Ибрагим... по-вашему, по-русски, - Авраам. Но говорили также, что она из шерсти верблюда... Днем Пророк носил хирку как плащ, ночью укрывался как одеялом. Говорили, что каждый видел ее разного цвета. Перед смертью Мухаммад завещал ее Увайсу ал-Карани, одному из первых суфиев. Потом она хранилась в сокровищнице багдадских халифов как знак преемства их власти прямо от Пророка. Когда монголы штурмовали Багдад, хирку спасли и вывезли сначала в Египет, а когда и над ним нависла опасность завоевания - еще дальше, куда-то в Магриб... где Алжир теперь . Была она на самом деле в Алжире, не была - точно теперь никто не скажет, но говорят, что была. И только после того, как французы победили храброго Абд-эль-Кадера и завоевали Алжир, ее следы окончательно потерялись... Но некоторые из нас до сих пор верят, что кто-то из французских генералов нашел хирку и тайком присвоил как трофей - может, Бюжо, может, Ламориссьер... мало ли их было... Во всяком случае, когда Франция предоставила Алжиру равноправие, кое-кто ждал, что хирка обнаружится и будет возвращена, алжирские вожди даже включили пункт о ней в текст договора - но французское правительство заявило, что ничего о плащанице не знает. Может, и так... Однако ж, помнится, один потерявший голову молодой шахид от разочарования даже протаранил Эйфелеву башню своим воздухолетом - так верил, что хирка теперь-то уж будет отдана...
- Так, - сказал Богдан. Мысли у него совсем разбежались. - Так. Чем она ценна? Предание, реликвия, я понимаю... Но - кроме? Чем она может заинтересовать сейчас? Там драгоценные камни, золотое шитье... или что?
Бек тяжело вздохнул.
- Послушай, русский, - сказал он терпеливо, но так, будто обращался к внуку Хакиму. Или даже к кому-то еще более несмышленому; Хаким был все ж таки старшим внуком по главной жене. - При чем тут камни? Того, кто наденет хирку, вся умма признает Амир-уль-Моминином, Вождем Правоверных, и Халифом Расул-Алла - наместником Пророка, которого ведет сам Аллах.
Повозка уже подъезжала к стоянке перед гостиницей.
- Так, - сказал Богдан. - Вся умма. И мусульмане из отдельных, исламских стран, и ордусские мусульмане, и французские, и великобританские, и американские...
- Нет мусульман ордусских или французских, - отрезал бек. - Есть мусульмане - подданные Ордуси, есть мусульмане - подданные Франции... и так далее. Но все они мусульмане, пойми. У нас тоже хватает внутри всякого... одни талибы чего стоили... И все-таки мусульмане прежде всего - мусульмане.
И тут Богдан понял.
- Царица Небесная, - пробормотал он, внезапно ослабев, - Пресвятая Богородица...
- Плиехали, длагоценные плезделозденные, - сказал водитель.

книга >> фрагмент 1 / фрагмент 2 / фрагмент 3 / фрагмент 4 / комментарий сюцая лао ма на двадцать вторую главу "лунь юя" "шао мао" /

© Ho"m van Zaitchik, 2000-2004 © Э. Выхристюк, Е. Худеньков, перевод с китайского, 2000- 2004 © И. Алимов, дизайн, разработка, 2004