|
                
|
| |
|
|
| |
ТАН-ЦЗЕЮАНЬ ШУТЯ ДОБИВАЕТСЯ
ЖЕЛАННОГО БРАКА
|
|
| |
|
|
| |
|
|
| |
|
|
| |
Как-то раз, случайно зайдя в комнату Тан Иня, господин
Хуа увидел на стене эти стихи. Он понял, что сочинил их его секретарь,
и стал еще больше расхваливать его. Однако ученый тогда не предполагал,
что его секретарь в своих стихах имеет в виду самого себя. Их печальное
настроение он почел естественным порой для любого молодого человека
в полном расцвете сил.
Случилось, что в это время управляющий закладной лавкой заболел
и умер. Господин Хуа временно поручил своему секретарю исполнять
его обязанности.
Больше месяца Тан Инь заведовал лавкой. К своим обязанностям он
относился весьма добросовестно и честно. Господин Хуа собирался
окончательно передать ему эту должность, но считал, что на холостяка
нельзя полагаться в делах так, как на женатого. Посоветовавшись
по этому поводу с женой, ученый позвал сваху и попросил ее подыскать
для нового управляющего лавкой подходящую жену. Тан Инь дал свахе
три лана серебра и попросил передать от его имени госпоже Хуа, что
он отлично понимает, что господин и госпожа облагодетельствовали
его и что та милость, которую они ему теперь оказывают, собираясь
его женить, безгранична, как земля и небо. Он просил также передать,
что хотел бы получить в жены какую-либо служанку из дома Хуа; иначе,
мол, если ему в жены подберут женщину из другого дома, и она не
будет знакома с обычаями и нравами семьи Хуа, то это окажется не
совсем удобным. Сваха все это передала госпоже, а та — мужу.
— Ну что ж, — сказал Хуа, — так не только ему, но и нам будет удобнее.
Однако не следует забывать, что, когда Хуа Ань нанимался к нам на
работу, он не требовал никакой платы и только выразил надежду, что
ему подберут хорошую жену. Сейчас он у нас в доме доверенное лицо
и лучший работник, и потому, если жена придется ему не по душе,
трудно быть уверенным в том, не примет ли он какого-либо иного решения.
Думаю, лучше всего позвать его в гостиную, собрать туда всех служанок
и предложить ему самому выбрать одну из них.
— Ты прав, — ответила жена господина Хуа, кивнув головой в знак
согласия.
В тот же вечер хозяйка дома сидела в главном зале, ярко освещеном
свечами. По обе стороны, выстроившись в ряд, стояли служанки — человек
двадцать, — разодетые в самые лучшие платья. Все это выглядело так,
будто богиня Запада сидит в Яшмовом дворце, окруженная своими феями.
Госпожа приказала позвать управляющего закладной лавкой.
Войдя в зал, Тан Инь низко поклонился хозяйке, и та сказала:
— Господин говорил, что ты усерден в работе, и мы решили сосватать
тебя. Так вот, выбирай из этих служанок любую.
С этими словами она приказала старой мамке взять свечу и посветить
управляющему, чтобы он мог лучше разглядеть каждую из них.
Тан Инь оглядел всех служанок: многие были хороши собой, однако
Цюсян среди них не оказалось. Тогда он отошел в сторону и стал там,
не говоря ни слова.
— Спроси Хуа Аня, которая ему понравилась? — приказала госпожа мамке.
— Пусть он ту себе и берет.
Тан Инь продолжал молчать. Госпоже это не понравилось.
— Уж слишком ты требователен и разборчив! — сказала она Тан Иню.
— Неужели из всех этих служанок нет ни одной, которая пришлась бы
тебе по вкусу?
— Благодарен вам за исключительную милость и за то, что мне самому
дозволено выбрать себе жену. Как я, ничтожный человек, смогу отблагодарить
за все это, право, не представляю. Но здесь еще не вся личная прислуга
госпожи. А коли уж госпожа столь добра, то я хотел бы видеть их
всех.
— Ты, пожалуй, думаешь, что мне жалко тебе их показать, — засмеявшись,
сказала хозяйка дома. — Ладно, позовите и тех четырех с моей половины,
— распорядилась она. — Пусть посмотрит, пусть будет так, как он
хочет.
Надо сказать, что те четыре служанки — каждая имела свои обязанности
и звали их Чуньмэй, Сяцин, Цюсян и Дунжуй. Чуньмэй ведала головными
украшениями, румянами и белилами; в ведении Сяцин находилось приготовление
ароматов и чая; Цюсян отвечала за платья всех четырех времен года;
на обязанности Дунжуй лежали вина, фрукты и сладости.
Поспешив на зов госпожи, служанки не успели переодеться и пришли
каждая в чем была. На Цюсян было прежнее синее платье. Мамка ввела
служанок в зал, и они стали за спиной своей хозяйки. В зале ярко
горели свечи, и было светло как днем.
Тан Инь сразу же приметил среди них ту, которая покорила его своей
красотой, но продолжал стоять, не раскрывая рта. Догадливая старая
мамка подошла к нему сама и спросила:
— Ну, кого же ты выбрал?
Тан Инь отлично знал имя своей избранницы, но не посмел назвать
его и, указывая на нее пальцем, произнес:
— Если бы вон ту, в синем платье, я был бы вполне удовлетворен.
Госпожа оглянулась на Цюсян и улыбнулась. Затем она попросила управляющего
покинуть зал.
Тан Инь вернулся в лавку с радостью и тревогой в душе. Он был доволен
тем, что все так хорошо складывалось, но боялся, как бы дело не
сорвалось. И вдруг он случайно бросил взгляд на луну, яркое сияние
которой освещало все вокруг, как днем. Шагая взад и вперед по комнате,
он стал скандировать стихи: |
|
| |
|
|
| |
В зелени тополя ветер стихает,
птицы на ветках находят приют;
Думы мои, безнадежные думы
позднею ночью уснуть не дают.
Высказать думы и чувства мои
трудно мне тем, кто меня окружает, —
Ясной луне я поведаю их,
синее небо пусть их узнает.
|
|
| |
|
|
| |
На следующий день жена господина Хуа рассказала обо
всем мужу.
Для Тан Иня была отведена брачная комната, приготовлена кровать
с пологом, различная мебель, утварь, — чего только там не было.
Кроме того, вся прислуга без конца несла Тан Иню, как будущему управляющему,
подарки, и его комната выглядела теперь так, словно на парадной
разукрашенной открытке.
Был выбран благоприятный день для свадьбы. Господин Хуа с супругой
взяли на себя обязанность главных распорядителей брачной церемонии.
В парадном зале совершили торжественный обряд, а затем молодых под
звуки музыки ввели в их новую комнату. Там Тан Инь и Цюсян «соединили
чаши» и стали мужем и женой. Нечего здесь и говорить о том, как
они были счастливы.
Ночью Цюсян сказала Тан Иню:
— Ваше лицо мне очень знакомо. Где же я вас видела?
— Подумай сама, — ответил Тан Инь.
Прошло несколько дней, и однажды Цюсян спросила мужа:
— Не вас ли я видела в большой прогулочной джонке возле ворот Чанмэнь?
— Да, это был я, — с улыбкой ответил Тан Инь.
— Если так, то зачем же вы нанялись в этот дом? Вы ведь не простолюдин?
— Я не мог забыть улыбки, которой ты одарила меня, проезжая мимо
на джонке. Поэтому мне и пришлось так поступить, чтобы снова тебя
встретить.
— Из своей лодки я заметила, что вас окружали молодые люди, которые
протягивали вам свои веера и наперебой просили вас написать или
нарисовать им что-нибудь. А вы, не обращая на них никакого внимания,
облокотились на окно и стали пить вино так, будто возле вас никого
и не было. Тогда-то я и поняла, что вы не из простых людей, и невольно
улыбнулась.
— Если ты сумела в простом человеке признать ученого, — ответил
ей Тан Инь, — то тебя поистине можно сравнить с Хунфу и Вэньцзюнь.
— Затем, — продолжала Цюсян, — я как будто еще раз видела вас уже
здесь, на улице Наньмэнь.
— Ну и острые у тебя глаза! — с улыбкой заметил Тан Инь. — Действительно,
это так.
— Если вы не простолюдин, то кто же вы на самом деле? Могу ли я
узнать вашу настоящую фамилию и имя?
— Я — Тан Инь из Сучжоу. Сама судьба подарила мне нашу встречу,
и все получилось так, как я хотел. Теперь я тебе все объяснил, и
ты понимаешь, что оставаться я здесь больше не могу, а с тобой я
хотел бы прожить вместе до самой старости. Так скажи, согласишься
ли ты уехать со мной отсюда?
— Если вы, знатный и ученый человек, ни с чем не посчитались и решили
снизойти до меня, простой служанки, как осмелюсь я поступить против
вашей воли и не последовать за вами?
На следующий день Тан Инь взял книгу расходов по лавке, подвел все
итоги и написал подробный счет, затем составил счет на платья и
украшения, полученные от хозяина, включив сюда также и постель с
пологом и всю утварь, которая ему была дана при женитьбе.
Другую опись он составил на все подарки, которые ему были преподнесены
в этом доме. Ни одной ниточки не хотел он унести с собой из дома
ученого. Все три счета Тан Инь сложил в книжный шкафчик, ключ от
которого оставил в замке. Затем он написал на стене следующие стихи:
|
|
| |
|
|
| |
Решив однажды на досуге побродить,
поехал я в пещеры Хуаяна,
Но с полдороги вдруг обратно повернул
в погоне за красавицей прелестной.
Повсюду следовать хотел я за Хунфу
и с ней одной делить уединенье.
Посмел просить у благородного Чжу Цзя
пристанища усталому бродяге.
Уж раз добился я успеха своего,
так можно ли смеяться надо мною!
Хотя и бросил дом ничтожный ваш слуга,
но полон он стыда за свой поступок.
И если господин желает знать,
кто я такой на самом деле —
В моей фамилии и в имени моем
такой же верх, как в иероглифах Кан Сюань.
|
|
| |
|
|
| |
|
|
| |
|
|
| |
|
|
|
|
